16+

Д.БОРИСОВ: 23 часа и 6 минут в российской столице, вы слушаете радио «Эхо Москвы», меня зовут Дмитрий Борисов, начинается программа «Попутчики». Она и раньше была самой дорогой радиопередачей в истории, но с сегодняшнего дня ее просто не догнать по стоимости. Она стала самой-самой-самой дорогой, потому что кроме специального вагона, который мы теперь прицепляем к поездам – спасибо нашему генеральному спонсору, мы теперь используем и специального ведущего. Выращен он был, его растили в течение двух лет, мы растили клона Александра Плющева. Ну, мы знали, что программа «Точка» будет выходить в тот же день, что и программа «Попутчики», и не всегда оригинал сможет добираться с Нового Арбата на наш вокзал и составлять мне компанию в этом купе, поэтому относитесь к тому, что вы услышите сегодня из уст Александра Плющева, человека, который хочет представиться вам как…

А.ПЛЮЩЕВ: Но не может.

Д.БОРИСОВ: Как Александр Плющев, отнеситесь с послаблением, делайте скидку на то, что это не совсем он.

А.ПЛЮЩЕВ: Ты знаешь, что твоя замечательная телега, прокатанная только что, свидетельствует только об одном – что все-таки молодежь не читает классику. Вот человек, прочитавший «Понедельник начинается в субботу», например, он бы никогда не сказал «клон», вот это словечко последних десятилетий, жизнь которым дала овечка Долли. Он бы сказал слово «дубль» из «Понедельник начинается в субботу». Известно, что там создавали себе дублей, которые отлично, как там это было, отлично ходил в поход, пел под гитару, бил комаров, потом замечательно сдавал прокатный «Москвич» и растворялся в воздухе благополучно. Вот я примерно так же создаю дублей, которые приходят на программу «Попутчики», например, замечательно разговаривают с гостями, сегодня вот, например, с Ольгой Арнтгольц. Добрый вечер.

О.АРНТГОЛЬЦ: Добрый вечер. Я ничего не понимаю, что вы сейчас говорите.

А.ПЛЮЩЕВ: Это не страшно. Может быть, Олечка, вас утешит то, что и мы-то не очень понимаем, честно говоря, о чем идет речь.

О.АРНТГОЛЬЦ: Это было талантливо.

А.ПЛЮЩЕВ: Причем уже несколько лет, в течение всего этого времени, вот так как-то, не приходя в сознание, мы и проезжаем. Иногда какое-то вот, как это, мерцающее, вот мерцание произошло, оп, в купе, напротив тебя Ольга Арнтгольц – прекрасно, едем.

О.АРНТГОЛЬЦ: Едем.

А.ПЛЮЩЕВ: SMS сегодняшнего эфира - +7 985 970 45 45.

Д.БОРИСОВ: То есть наглость пересадили вместе с ДНК Александра Плющева?

А.ПЛЮЩЕВ: Да.

Д.БОРИСОВ: SMSки можете бросать, все прочитаем. Я клону Плющева отдал мобильный телефон, он сегодня за него отвечает, будет все зачитывать вслух, вроде умеет читать. Говорить умеет, вы это услышите.

А.ПЛЮЩЕВ: Все есть.

Д.БОРИСОВ: Да. Олю я помню по замечательному сериалу «Простые истины».

О.АРНТГОЛЬЦ: О Господи!

А.ПЛЮЩЕВ: Вам стыдно за эту работу?

О.АРНТГОЛЬЦ: Нет, дело не в том, что мне стыдно.

Д.БОРИСОВ: Это было давно.

О.АРНТГОЛЬЦ: Нет, во-первых, это было давно, во-вторых, у меня там одна серия, которая, мне кажется, никому не запомнилась, потому снималась там сестра, на самом деле, и там у нее была огромная работа, а я там появилась всего в одной серии, в роли, собственно, ее сестры.

Д.БОРИСОВ: Да, и в этот момент я узнал, оказывается, что вас две, потому что мне сначала казалось, что это может быть сама Татьяна. Так же делается в кино очень часто.

О.АРНТГОЛЬЦ: Не знаю, ну да, наверное.

Д.БОРИСОВ: Да, а оказывается, что нет, не сама. С тех пор это было ваше начало, ваш дебют?

О.АРНТГОЛЬЦ: Нет, это был не мой дебют, я снялась немножко раньше Тани, у меня была первая работа у Хвана Александра, это был мой дебют в кино. Тогда на Рен-ТВ выходил такой цикл фильмов - «Черная комната», по-моему, назывался, таких детективов, ну, часовые такие фильмы. И вот там был такой фильм под названием «Клеопатра», там был мой дебют, а «Истины» - это уже был… меня пригласили, когда там уже давно шла работа, и я туда не раз приходила, на площадку, и всех уже знала. И сценаристам пришла в голову такая мысль, почему бы вот не ввести к героине Тани сестру.

Д.БОРИСОВ: Не было идеи такой, секретной подмены?

О.АРНТГОЛЬЦ: У других съемочных групп была такая идея, но мы как-то сами, наверное, это не приветствуем.

Д.БОРИСОВ: Наверное, вас уже достали такими вопросами, я понимаю, что когда люди существуют, там сестры или братья, постоянно рядом и если они еще и близнецы, то вопрос о том, как там друг за друга сдавали экзамены в школах и институтах, это то, что сопровождает вас по жизни очень часто.

О.АРНТГОЛЬЦ: В общем да, но потом, все-таки мне кажется, если вообще рождаются два человека одинаковых, с самого первого дня их рождения они, наверное, обречены на вот эти вопросы, на то, что их будут сравнивать бесконечно и так далее и так далее, я думаю, что это так. Для меня это настолько естественно всегда было, и до сих пор эти вопросы задают, их и будут задавать, наверное, до старости, ничего страшного.

Д.БОРИСОВ: Я правильно понял, что сначала вы решили выбрать публичную профессию, а потом уже Татьяна за вами, если у вас был раньше дебют. Как получилось? Ведь близнецы, не знаю, как обычно, но из моих знакомых есть примеры, когда только кто-то один выбирает творческую или публичную профессию, а остальные стараются, наоборот, отмежевываться.

О.АРНТГОЛЬЦ: Ну, мне это странно, потому что мы с сестрой, наоборот, смотрели всегда в одну сторону, всегда. Если мы чем-то увлекались, то мы увлекались одновременно, увлеклись спортом, это было в одну секунду, мгновенно и вместе, и надолго. Потом точно так же вместе мы увлеклись чем-то другим, занимались мы всегда всем вместе и одинаково. Не было такого, я даже себе, наверное, представить не могу, чтобы Таня занималась чем-то одним, а я чем-то другим – все было одновременно и вместе. В профессию мы пришли вместе, и в кино мы стали сниматься одновременно.

Д.БОРИСОВ: И в школе вы учились в одном классе.

О.АРНТГОЛЬЦ: Естественно! Конечно.

А.ПЛЮЩЕВ: Хороший вопрос поступил от Дмитрия Борисова. А я думаю… я вообще, конечно, глупый человек, я думаю, с чего он про клонов начал сначала-то, а вот так вот издали подводил, молодец.

Д.БОРИСОВ: Ну чтобы тебе не было обидно, что ты один, тебя тоже теперь двое, поэтому…

О.АРНТГОЛЬЦ: Как закрутили так вот.

А.ПЛЮЩЕВ: Ну, видишь, как не один, нас с тобой уже двое, и так, в общем, нормально, путают многие люди.

Д.БОРИСОВ: Нас с тобой трое.

А.ПЛЮЩЕВ: Уже? +7 985 970 45 45 – SMS сегодняшнего эфира. Как вообще состоялся выбор профессии, он как-нибудь был обозначен? Была ли какая-то… я не знаю, условный там семейный совет?

Д.БОРИСОВ: Или просто фильм посмотрели какой-то, очень понравился и решили: «О, я тоже так хочу!»?

О.АРНТГОЛЬЦ: Нет.

А.ПЛЮЩЕВ: Ну, артистическая семья же, я так понимаю.

О.АРНТГОЛЬЦ: Да, семья артистов, но я, наверное, очень долго, может быть даже, никогда не верила в то, что что-то там предначертано или так должно быть. Но когда мы с сестрой пришли в эту профессию, то я поняла, что, наверное, все закономерно, так и должно было произойти, потому что мы всячески открещивались от этой профессии, родители всегда считали, что у нас нет способностей к этой профессии, у нас нет интереса к этой профессии, несмотря на то, что мы все детство провели в родительской гримерке и в театре, знали наизусть все детские спектакли, смотрели взрослые спектакли, и, в общем-то, детство прошло в театре, и куда бы, как не в театр, казалось бы, должно хотеться. Нам никогда не хотелось, то есть мы предпочитали быть зрителями и потом в какой-то момент очень сильно увлеклись спортом с сестрой. Это произошло в 12 лет. Мы занимались спортом много, и вдруг произошло такое увлечение спортом, и мы думали, что мы пойдем по дороге, скорее всего, спортивных журналистов, мы думали, что уйдем в журналистику, потому что профессионально заниматься с 12-ти лет было уже поздно, да и не было возможности профессионально заниматься, мы жили в Калининграде, там не было возможности.

Д.БОРИСОВ: А что за спорт?

О.АРНТГОЛЬЦ: Ну, все началось с художественной гимнастики, потом был большой теннис, потом было пятиборье, плавание отдельно, ну много чего было. Но когда мы созрели, мы поздно созрели для профессионального занятия спортом, поэтому думали, что пойдем, скорее всего, заниматься журналистикой, спортивной именно журналистикой. Ой, я уже забыла про что я, к чему я все это веду.

А.ПЛЮЩЕВ: Мы просто обсуждали, каким образом принятие решения о профессии состоялось.

О.АРНТГОЛЬЦ: Да, а потом так получилось, что мы перешли в другую школу. Родители первый раз в жизни настояли на чем-то, прямо настаивали и заставляли, это было. Мы не хотели переходить в другую школу, это была лучшая школа у нас в Калининграде, в Калининградской области, лицей, и туда поступали, как правило, хорошие ученики, которые учились на пятерки, мы не учились на одни пятерки, далеко не на пятерки. Туда поступить было очень сложно, кроме как в театральный класс, мы могли поступить, только в театральный класс попасть, потому что у нас родители артисты, и это был, наверное, единственный блат в нашей жизни, потому что знали маму с папой как артистов театра областного драматического калининградского. Нас могли взять в этот класс, и мы пошли в этот класс, не хотя абсолютно. Родители расстраивались, и мы расстраивались, не хотели просто категорически. Но первого сентября все как-то поменялось, очень круто.

А.ПЛЮЩЕВ: Как вы пережили смену школы тогда?

О.АРНТГОЛЬЦ: А я даже не могу сказать, как мы пережили эту смену, потому что я ее даже не помню, это было настолько легко и настолько, наверное, в классе собрались люди, которым было интересно одно, и, несмотря на то, что это был подростковый возраст, очень сложный, когда все друг друга стесняются, то там собрались какие-то совершенно другие люди. Другие мальчики, другие девочки, которые друг на друга по-другому смотрели, нас изначально педагоги стали как-то даже по-другому знакомить всех, поэтому у нас были отношения совершенно другие, и было все очень… мы с первого сентября начали работать вот так вот, в актерском, как потом в институте очень тесная работа происходит, поэтому люди очень быстро сближаются, становятся друг другу очень близкими, такими родными. Вот так и произошло, это как-то все полюбилось, и уже в 10-м классе, к концу 10-го класса, мы поняли, что будем поступать.

А.ПЛЮЩЕВ: То есть фактически, по большому счету, за вас родители выбор сделали.

О.АРНТГОЛЬЦ: Нет.

А.ПЛЮЩЕВ: Нет?

О.АРНТГОЛЬЦ: Если бы мы не хотели поступать, они, собственно, не настаивали на этом, они просто хотели, чтобы мы отучились два года в хорошей школе, потому что там было очень много хороших педагогов и дополнительных предметов, которые могли бы подготовить нас к поступлению на, там, может на филологический, педагогический, еще что-то. А мы рванули в итоге в эту профессию, хотя мама с папой… я знаю, что папа очень переживал, и, наверное, папа не хотел, чтобы мы пошли в эту профессию, потому что как не папе и не маме знать, насколько это тяжелая, жестокая профессия, тем более для дочки. Уехать куда-то из дома, мы домашними девочками всегда были. Поэтому для них это очень тяжело, я до сих пор даже не понимаю, как они нас отпустили, как столько лет мы живем в разлуке, это тяжело.

Д.БОРИСОВ: А они по-прежнему в Калининграде?

О.АРНТГОЛЬЦ: Да, папа работает в театре до сих пор. Там все – там бабушка, там старший брат есть, все-таки, слава Богу, что мы здесь, а брат старший там. Хотя бы один ребенок рядом.

Д.БОРИСОВ: А сколько лет назад вы приехали в Москву?

О.АРНТГОЛЬЦ: Уже… В 99-м мы поступили, закончили школу в 99-м, вот и считайте.

Д.БОРИСОВ: То есть 11 лет.

О.АРНТГОЛЬЦ: 11 лет, да.

Д.БОРИСОВ: Ну, это такой, значительный срок, конечно.

О.АРНТГОЛЬЦ: Уже да, но мы как-то, я помню, что бабушка наша, папина мама, царствие ей небесное, она почему-то всегда говорила, что мы убежим из Калининграда. Давно-давно, еще когда у нас не было даже мысли об этом, она говорила и папе, говорила, что они убегут.

А.ПЛЮЩЕВ: А Москва стала вашим городом?

О.АРНТГОЛЬЦ: Да, у меня такое ощущение, что Москва всегда была нашим городом. Мы каждое лето ездили к бабушке через Москву как раз, и каждый раз вот этот переезд, эти три часа в Москве. Мне казалось, что это лучший город земли и что в метро так пахнет замечательно. Я помню, свои детские воспоминания, метро, этот запах эскалатора, резины, это было что-то необыкновенное, и архитектура Белорусского вокзала казалась верхом совершенства, красоты, и всегда хотелось сюда, в Москву.

Д.БОРИСОВ: А о выборе профессии приходилось жалеть потом?

О.АРНТГОЛЬЦ: Нет, никогда. Я, наверное, могу быть только благодарна, что профессия… наверное, могу сказать, что она как-то к нам, ну, холит, лелеет, ласкает, я так могу сказать. Я не жалуюсь на профессию.

А.ПЛЮЩЕВ: А вот когда упомянули сериал сначала, Дима упомянул, вы сказали: «Ой!», а я сказал: «Неужели вам стыдно за него?», выяснилось, что нет, просто давно. А есть ли роли, о которых вы не очень любите вспоминать, работы?

О.АРНТГОЛЬЦ: Да.

А.ПЛЮЩЕВ: Давайте вспомним о них.

Д.БОРИСОВ: Ну и почему? Потому что тяжело, потому что плохая команда, потому что не очень хорошая компания режиссерская или…?

О.АРНТГОЛЬЦ: Ну, разные бывают. Вы имеете в виду кино?

А.ПЛЮЩЕВ: А это все, мне кажется, можно обо всем спрашивать.

О.АРНТГОЛЬЦ: Ну мне кажется, что для того, чтобы случился положительный итог, будь то спектакль или будь то фильм, просто должно все сойтись. Должны совпасть режиссеры, актеры, команда, сценарий, материал, интерес к этому материалу и желание, чтобы было хорошо, операторы, все-все-все, профессионализм, дисциплина – много-много всего, для того, чтобы это получилось, и честность по отношению к тому, что мы делаем. Я могу сказать, что, наверное, редко когда так происходит, и тогда получается. А если нет или много что отсутствует, тогда… сейчас, к сожалению, вообще такой период больше, наверное, зарабатывания денег. В этом смысле я, наверное, человек старомодный, мне хочется заниматься тем, что интересно, и когда я вижу людей, которым неинтересно то, что они делают, мне становится грустно, а сделать я ничего не могу, я могу делать только свою работу – вот выходить и играть. Но есть же масса других составляющих, которых если нет, то как бы я ни играла, как бы ни рвалась, ничего не имеет значения, все равно будет плохо.

Д.БОРИСОВ: Дом ваш скорее на сцене или на съемочной площадке, больше ощущения в своей тарелке, что ли?

О.АРНТГОЛЬЦ: Я люблю и то, и то, и очень люблю театр, вот так скажу, очень люблю сцену, очень. Я считаю, что артист растет на сцене и артист может учиться только на сцене, получать опыт и наполнять себя только на сцене. Мы в кино отдаем то, чему мы учимся, я считаю, на сцене, и у меня как-то так получилось, что я после института больше всего на свете боялась не попасть в театр и не играть на сцене, и со мной это случилось – я не попала в театр. Ну, как-то так сложилось – было кино, я не пошла туда, куда меня звали, и в итоге как-то, раз, и вот случилось страшное, что я не попала в театр никуда служить, хотя я считаю, что артист обязательно должен служить в театре. Потому что он, опять же, получает в театре то, чего не получит никогда в кино и не работая в театре. Но потом, слава Богу, что в моей жизни случились театральные работы, которые позволили выходить на сцену. Артист не может не выходить на сцену, тогда он потеряет. Не выходить год-два на сцену, и больше артист играть на сцене не может.

Д.БОРИСОВ: Так, может быть, не каждому артисту это и нужно? Я слышал мнение от наших попутчиков некоторых, что театр мешает, театр портит киношную историю, потому что в кино другие законы.

О.АРНТГОЛЬЦ: Да, я тоже это слышала.

Д.БОРИСОВ: Игра другая. А люди, которые привыкли играть в театре, они переигрывают, и это видно.

О.АРНТГОЛЬЦ: Я могу сказать, что просто это разная специфика работы, кино и на сцене, это нужно…

Д.БОРИСОВ: Переключаться.

О.АРНТГОЛЬЦ: Да, переключаться. Мы не одинаково работаем. Я тоже, когда много работала в кино и не работала на сцене и мне предстояла какая-то работа на сцене, я говорила: «Господи, Господи, как же мне играть на сцене? На сцене же ведь как-то по-другому!» И мне артист один говорит: «Оля, ну разница же очевидна! Если ты в кино, тебе нужно сказать: «Я люблю тебя», то на сцене ты скажешь «Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!», вот и все. В крупности дело. Ну какой-то тоже момент, который нужно почувствовать, ну и потом, конечно же, хороший режиссер, который возьмет артиста неопытного, неумелого и будет его крутить, будет его вертеть, и будет из него вытаскивать, и, как говорит режиссер Нина Чусова, у которой я сейчас работаю, будет знакомить артиста с самим собой. Это тоже очень важно, понять, что я могу, что я не могу, как мне можно работать, как нельзя работать, что мне можно играть, что мне не нужно играть.

Д.БОРИСОВ: А есть какой-то режиссер мечты, с которым очень хочется работать, но пока не получилось?

О.АРНТГОЛЬЦ: Я очень хотела работать с Ниной Чусовой.

Д.БОРИСОВ: Но получилось, я так понимаю?

О.АРНТГОЛЬЦ: Это просто какая-то вот невероятная история, потому что Нина – человек, который работает серьезно, с серьезными театрами, серьезный режиссер, и вдруг так получилось, что я попадаю к ней, в спектакль Шиллера «Коварство и любовь», причем в классику, классику, которую сейчас практически никто не берет, и ее не знают. Я, конечно же, ухватилась, сказала «Да», и у меня не было ни одного, никогда не было ни разу сомнений, сколько мы работаем. Я очень рада, что я попала в спектакль, в работу.

А.ПЛЮЩЕВ: Я очень часто от людей, которые закончили технический вузы или, кстати, факультет журналистики, например…

Д.БОРИСОВ: Ты сейчас сказал «кстати» для чего?

А.ПЛЮЩЕВ: Сейчас поймешь.

Д.БОРИСОВ: Здесь нет ни одного человека у нас в купе, кроме, может проводницы, которая закончила факультет журналистики.

А.ПЛЮЩЕВ: Да, кстати. Ну, например, они говорят следующее, что ты учишься там пять лет в вузе, может быть, славно проводишь время, как на том же факультете журналистики, как мы знаем, многие проводят славно время, вот, а потом ты приходишь на работу, и тебе практически ничего из того, чему тебя учат, ничего не пригождается. Я, по-моему, ни разу такого не слышал от артиста. Неожиданно пришел мне в голову вопрос. Действительно ли то, чему учат в театральных вузах, действительно ли вы реально этим работаете потом? Реально ли учат артистов у нас?

Д.БОРИСОВ: Или это просто хорошее время препровождения?

О.АРНТГОЛЬЦ: Нет, я могу сказать, что, как раз многие ребята, которые идут в театральный, им кажется, что это приятное времяпрепровождение, что это такая развлекуха, игрушки бесконечные. Но это не так. Почему у нас сейчас так, очень часто я слышу, что - «Да не надо учиться актерскому мастерству, зачем учиться в театральном институте? Да и так сейчас все снимаются в кино, играют в театре», но это неправильно, и чем больше об этом говорят, тем больше люди думают о том, что зачем учиться, это же ну вышел, ну сказал текст… Как мне сказал один человек, который вообще не имеет отношения к театру никакого: «А что это у вас за работа? Ну, пожалуйста, вышел, сказал текст, и все». И, опять же, чем больше идут разговоры о том, что этому не надо учиться… это очень тяжелый труд, все таки мы учимся четыре года, не два, не год. Это не курсы, мы учимся четыре года и эти четыре года мы с утра и до ночи, сутками практически, проводим в институте. Мы там занимаемся не развлекухой, а это тяжелый труд.

Д.БОРИСОВ: Четыре года, это «Щепка»?

О.АРНТГОЛЬЦ: Все.

Д.БОРИСОВ: Все?

О.АРНТГОЛЬЦ: Да, раньше учились пять лет, а сейчас четыре года, ну давно уже учатся четыре года, и это очень тяжелый труд.

А.ПЛЮЩЕВ: Но главное – насколько он потом применим в профессии?

О.АРНТГОЛЬЦ: Ну конечно, применим, потому что нас учат чисто разговаривать, если у кого там какие-то проблемы с речью, то эту речь исправляют. Обязательно! Артист не может картавить, не может. Нас учат правильно пользоваться голосом, телом, и так далее, и так далее. Если мы идем в профессию потом, безусловно, это пригождается, конечно. Ну, это какие-то технические вещи.

А.ПЛЮЩЕВ: Что-то надо уже менять на журфаке, мне кажется. Ну почему вот им не пригождается то, чему их учат, а артистам пригождается?

Д.БОРИСОВ: Подожди, может, тебе просто попадались не правильные выпускники, может, кому-то пригождается?

А.ПЛЮЩЕВ: Может быть, не знаю.

О.АРНТГОЛЬЦ: А я не правильно сказала «пригождается»?

А.ПЛЮЩЕВ: Нет, нормально.

Д.БОРИСОВ: Почему?

О.АРНТГОЛЬЦ: А вы так все стали говорить это слово, я думаю, может я неправильно сказала.

А.ПЛЮЩЕВ: А это, по-моему, я первый сказал вообще из нас троих.

Д.БОРИСОВ: Нет-нет-нет.

А.ПЛЮЩЕВ: Все нормально.

Д.БОРИСОВ: Просто я объясню. У Плющева это пунктик, он считает, что любое образование она в принципе бессмысленное, потому что сам он химик, несостоявшийся.

О.АРНТГОЛЬЦ: Господи, да вы что!

Д.БОРИСОВ: Конечно.

О.АРНТГОЛЬЦ: Химия – это просто страшный сон моей жизни. Химия, физика – это просто кошмар!

Д.БОРИСОВ: Вот, страшный сон перед вами.

О.АРНТГОЛЬЦ: Я поняла.

А.ПЛЮЩЕВ: Вот он выглядит так.

О.АРНТГОЛЬЦ: Ой, батюшки.

А.ПЛЮЩЕВ: Вот хороший момент.

Д.БОРИСОВ: Да. Вот ему пригодилось, в принципе, он умеет правильно, не знаю, аспирин растворять в воде.

О.АРНТГОЛЬЦ: Вот, а я этого никогда не понимала, когда нам в школе ставили двойки. Я думала: «Господи, ну я же не должна в жизни, наверное, подключать вот эти какие-то ключи, еще что-то, зачем мне это нужно? Ну для чего, пальцы в розетку я не суну, для чего мне вот это нужно?» Та же самая химия, извините.

А.ПЛЮЩЕВ: Нет, ничего, меня два раза выперли из института, я разделяю всячески, нормально.

Д.БОРИСОВ: Мне тут как-то кто-то стал рассказывать, для чего же химию, физику и прочие такие предметы преподают в школе.

О.АРНТГОЛЬЦ: Математику.

Д.БОРИСОВ: Ну, высшую математику в школе все-таки не везде, это в каких-то специализированных…

А.ПЛЮЩЕВ: Матан. Начала анализа это же еще.

О.АРНТГОЛЬЦ: Да, да-да-да! Это математика, ну какая-то там высшая математика.

Д.БОРИСОВ: Это чтобы дети могли сделать правильный выбор, вот, мне было сказано. Вдруг это кому-то нравится.

О.АРНТГОЛЬЦ: Зачем же тогда мучить ребенка одиннадцать лет, если ему, вот он уже понимает, что математика не нужна? Я поняла это со второго-третьего класса.

А.ПЛЮЩЕВ: Как? А вдруг проснется, ну мало ли, оп. Сколько случаев.

Д.БОРИСОВ: А вдруг, бац, гонорары считать?

А.ПЛЮЩЕВ: Да.

Д.БОРИСОВ: На 2 делить, на 10 умножать.

О.АРНТГОЛЬЦ: У меня всегда была по математике «два», практически «единица», но это то у меня получается, вроде бы.

Д.БОРИСОВ: Ну вот, значит, пригодилось, хоть что-то осталось.

О.АРНТГОЛЬЦ: Я же говорю, по математике два было, даже единица практически и ничего.

А.ПЛЮЩЕВ: Ну все-таки, может что-то вошло, как-то с другого бока, так сказать, математические основы какие-то, мало ли.

О.АРНТГОЛЬЦ: Ну может быть учительницу приходилось играть, поэтому.

А.ПЛЮЩЕВ: Вот, опять же.

О.АРНТГОЛЬЦ: Ну, опять же, да.

А.ПЛЮЩЕВ: А вот, с другой стороны – а придется играть учительницу химии, вот сюжет, а?

О.АРНТГОЛЬЦ: Да, может быть, может быть.

Д.БОРИСОВ: А когда школа поменялась, уже была специализированная, там оставались эти все предметы страшные?

О.АРНТГОЛЬЦ: Они оставались, но там прекрасно понимали, что дети… ну, там как бы все классы делились на профили, был журналистский класс, был экономический и был театральный, ну, опять же. Поэтому там уже в принципе учителя понимали, на что нацелены дети, куда они дальше будут поступать, поэтому нас не мучили математикой и ставили неплохие оценки. Вот там они как-то были адекватны, учителя, они как-то с пониманием относились.

А.ПЛЮЩЕВ: Давид вам передает привет и сестре, из Калининграда. «Мы вас любим, – пишет он, – не обращайте внимания на этих дураков, они хорошие». Спасибо, Давид, хоть кто-то доброе слово скажет.

О.АРНТГОЛЬЦ: Спасибо.

А.ПЛЮЩЕВ: Спасибо, дорогой Давид. Да это я ж для себя прочитал, ясное дело.

Д.БОРИСОВ: Там еще был вопрос про Калининград, часто ли вы там бываете.

А.ПЛЮЩЕВ: Вот, хотел тоже присоединиться.

О.АРНТГОЛЬЦ: Нет, не часто. К сожалению, в последнее время как-то все больше заносит с гастролями какими-то. На день, на два, все. По делам, по делам.

Д.БОРИСОВ: Вам нравится вообще такой график жизни?

О.АРНТГОЛЬЦ: Да.

Д.БОРИСОВ: Когда каждый день что-то новое и два дня свободных, а потом дальше такое. Да?

О.АРНТГОЛЬЦ: Да. Мне кажется, я по-другому бы не… я всегда хотела ездить, хотела путешествовать, я люблю поезда, люблю самолеты. Для меня ехать в поезде – это кайф просто, не объяснить, я очень люблю дорогу, хорошо сплю в поездах. Мне это не мешает никак. Вот сейчас вот прекрасно же мы едем.

А.ПЛЮЩЕВ: Шикарно, действительно. Ольга Арнтгольц у нас в эфире. Я бы хотел поговорить не столько о вас, сколько о профессии вообще в целом, о процессе, я бы даже сказал, о процессе.

Д.БОРИСОВ: Я еще, небольшая пометка на полях, еще одно примечание к эфиру, простите, такая пауза. Плющев тут, он не состоявшийся химик, не очень состоявшийся радио ведущий, телеведущий теперь, теперь он еще и пытается состояться как актер. Он снялся в кино, поэтому его это интересует, он пытается набраться опыта.

А.ПЛЮЩЕВ: Конечно.

Д.БОРИСОВ: Примечание окончено, продолжайте, Александр.

О.АРНТГОЛЬЦ: Я помогу, чем смогу.

А.ПЛЮЩЕВ: Спасибо, да. Ну я пытаюсь выяснить как-то, рынок прощупать, на что намекает Дима.

Д.БОРИСОВ: А, он еще пел в поп-группе, да. Было и такое.

А.ПЛЮЩЕВ: Ну, много, да. Ну а что, надо же себя попробовать, может быть, к химии как-нибудь и вернусь.

Д.БОРИСОВ: Там он был длинноногой блондинкой.

А.ПЛЮЩЕВ: Несмотря на все твои старания сбить меня с вопроса, у тебя не получилось. Так вот, собственно, о творческом процессе, нынешнем, современном, ну например, кино или театр, не знаю. Отвечайте, на что хотите, что вам нравится. Много ли интересного предлагают, есть ли что интересного играть, есть из чего выбрать? Или вы сейчас не в том положении, чтобы выбирать, и так далее? Вот об этом давайте поговорим.

О.АРНТГОЛЬЦ: Ну, если говорить, допустим, касаемо кино, то я, наверное, честно скажу, что очень мало интересных историй, очень мало, и я часто смотрю американские фильмы и думаю: «Ну как же они все такие простые истории, они их придумывают и снимают, и так интересно?» Я думаю: Ну почему же у нас не могут придумать какие-то простые и интересные истории?

А.ПЛЮЩЕВ: А это в чем проблема - режиссеры не находят интересных сценариев, нет интересных сценариев? Что там, что происходит?

О.АРНТГОЛЬЦ: Я не знаю, я не могу ответить на этот вопрос. Просто я читаю сценарий, который приходит, истории, которые предлагают, и я думаю: «Ну почему так неинтересно?», но в последний раз, последняя моя история, в которой я работала, она как раз была из той серии, когда я подумала: «Надо же, какая интересная история! Как же интересно ее придумали и, Господи, - думаю – как интересно, как хорошо!». А касаемо…

А.ПЛЮЩЕВ: Это на что пойти смотреть?

О.АРНТГОЛЬЦ: Это мы летом снимали историю, которая называется «Пандора», это восьмисерийная история, режиссер ее Дима Петрунь, которую мы снимали летом. Вот как раз это была очень интересная история, мы еще ее не доделали, она еще в процессе озвучания, мы будем озвучивать. Мне было очень интересно как актрисе работать и с режиссером, и с актерами, мне было очень, правда, интересно. Я приходила на площадку и не знала, что сегодня будет, как мне скажут играть эту сцену, потому что я смотрю, как правило, перед съемкой я готовлюсь, я думаю: «Ага, наверное, это будет вот так, играть вот так», я прихожу на площадку, мне предлагают кардинально другое, и тогда мне интересно. Это что касается кино. Что касается театра, опять же говорю, я, к сожалению, потому что как раз в стационарном театре, наверное, там много всего, я вижу по репертуару многих театров, где есть очень много классики, хороших спектаклей, и, так как у меня нету возможности работать пока в хорошем театре, есть возможность работать в антрепризе. В антрепризе, как правило, берут материал, который будет интересен, ну чтобы люди пришли отдохнули, посмеялись. Это, как правило, что-то такое легкое, ну, как правило, к сожалению, не очень хорошо написанное такое. Поэтому, когда берут классику, предлагают, вдруг возникает классика, возникает автор, возникает режиссер, возникает команда, и тогда мне интересно работать. Интересно материал этот щупать, интересно работать с режиссером, когда, опять же, когда он предлагает какой-то свой взгляд и разбирает пьесу так, что она становится понятной, тогда здорово. Но это редко, это очень редко, это вот сейчас мне такое счастье, наверное, выпало.

А.ПЛЮЩЕВ: Теперь повернем ситуацию по-другому, теперь вы не профессионал, не актер, а зритель, и вот когда вы… вы же ходите в кино, наверное?

О.АРНТГОЛЬЦ: Да.

А.ПЛЮЩЕВ: Вы когда выбираете, есть что интересного из нашего отечественного кино посмотреть? И насколько вообще вы ходите на отечественные фильмы? Я так подозреваю, что очень многие наши радиослушатели, например, они отечественное кино уже давно перестали смотреть, особенно в кинотеатрах, ну, в лучшем случае «качну на торрентах», что называется.

О.АРНТГОЛЬЦ: Нет, я как раз люблю ходить в кино, смотреть именно в кино.

А.ПЛЮЩЕВ: Есть что посмотреть?

О.АРНТГОЛЬЦ: Из наших фильмов?

А.ПЛЮЩЕВ: Ну да, например.

О.АРНТГОЛЬЦ: Ну, я стараюсь смотреть, в общем, те фильмы, что выходят наши, я стараюсь смотреть, то, что мне интересно. Мне сейчас интересно прийти посмотреть, допустим, «Темный мир», мне интересно, что сделали, потому что у меня там снимались друзья мои, мне интересно посмотреть. Если это, может быть, возможно, какая-то там легкая комедия, может, я и не пойду смотреть.

А.ПЛЮЩЕВ: Ну это вот, когда снимается кто-то из друзей, это уже профессиональный интерес, это уже не зрительский.

О.АРНТГОЛЬЦ: Нет. Для меня вообще признак хорошего кино – когда я забываю о том, что там снимаются мои друзья, когда я забываю о том, как технически сделан фильм, как там порезан кадр, как еще что-то сделано. Когда я об этом забываю, тогда я понимаю, что фильм, значит, хороший, я просто смотрю кино, а не на то, как там кто-то играет, как там это сделано, как это снято, как свет там поставили, тогда мне это интересно, да, это хорошо. А если начинаю думать о чем-то…

А.ПЛЮЩЕВ: А часто бывает, удается абстрагироваться?

О.АРНТГОЛЬЦ: Отключиться?

А.ПЛЮЩЕВ: Да.

О.АРНТГОЛЬЦ: Нет.

Д.БОРИСОВ: Если часто думаете о технических всяких недоработках, какой самый частый, ну что ли, сказать «косяк» российского кино? Вот у меня есть ответ на этот вопрос, Плющев даже знает, я часто здесь выступаю с лозунгами.

А.ПЛЮЩЕВ: Да я забыл сто раз уже, господи.

Д.БОРИСОВ: Что хуже всего получается пока? Повально.

О.АРНТГОЛЬЦ: Я думаю, что, наверное, сценарии, истории.

А.ПЛЮЩЕВ: Историй нет.

О.АРНТГОЛЬЦ: Нет историй.

Д.БОРИСОВ: Ну это не техника, вот с технической точки зрения.

А.ПЛЮЩЕВ: Это все техника.

О.АРНТГОЛЬЦ: Понимаете, ну я как актриса могу смотреть, хорошо ли снята актриса, актер, красиво ли это снято, свет, грим, еще какие-то такие вещи. Ну, это то, что касается меня. Я, возможно, не очень понимаю. Я могу оценить операторскую работу, что это красиво, либо это банально, неинтересно как-то снято, ну вот какие-то, наверное, такие вещи.

Д.БОРИСОВ: Ну, мне кажется, что у нас снимать-то научились, в общем, многие неплохо это делают, там свет даже выставляют, все красиво. Но, почему-то решают экономить на звуке.

О.АРНТГОЛЬЦ: На звуке?

Д.БОРИСОВ: Да, я 80% отечественного кино не могу смотреть из-за того, что я слышу, что озвучка просто откровенно халтурная. Когда слышишь и понимаешь, что слышишь и не веришь, вообще. У меня мысль всегда только о том, как это вообще могли утвердить? Когда сериалы утверждают, которые на коленке делаются, это одно, и то, бывают очень хорошо озвученные сериалы у нас сейчас.

О.АРНТГОЛЬЦ: А вы имеете в виду кино?

Д.БОРИСОВ: А кино когда плохо… У меня, например, большая претензия к «Квартету И», который я очень люблю – ужасно озвученные «День радио» и «День выборов». Почему, непонятно. Вроде истории нормальные, ну в общем, снято так себе, конечно, но звук, ужас! И так почти везде, почти всегда.

А.ПЛЮЩЕВ: Я даже ощутил некую свою сопричастность, я не знаю, почему, к «Квартету И», и уже мне как-то даже стало стыдно, я начал искать выход. Дим, мы в следующий раз переснимем нормально, ладно, ты не ругайся.

Д.БОРИСОВ: Не обращали внимания на звук, не бывает у вас такого?

О.АРНТГОЛЬЦ: Нет, я почему-то так часто не пытаюсь к звуку обратиться.

Д.БОРИСОВ: Вот сразу понятно, что люди разное смотрят, хотя вроде да, тоже придираются к сценическим деталям, но по-разному.

О.АРНТГОЛЬЦ: Ну, может быть, каждый просто придирается к тому, в чем он как-то осведомлен, может быть, лучше? Я знаю вот, как снимают лицо, какое оно должно быть по идее, как будет хорошо. Может, поэтому я на это обращаю внимание.

Д.БОРИСОВ: Ну, вы еще и девочка, потому что, конечно, хочется себя видеть красивой.

О.АРНТГОЛЬЦ: Нет, не потому, нет. Я себя ненавижу на экране всегда, вот я себя терпеть не могу!

Д.БОРИСОВ: Да ладно?

О.АРНТГОЛЬЦ: Нет, не могу. Я однажды пошла в кино смотреть свой фильм, в кинотеатре. Я не попала на премьеру, пошла посмотреть в кинотеатр, на большом экране. Я под креслом просто валялась, я не могла смотреть на все это. Я не могу, я ненавижу себя на экране, ненавижу просто, поэтому не поэтому, нет. Ну, у меня вот такое восприятие, ну не могу.

Д.БОРИСОВ: Ну, за столько времени уже можно было привыкнуть.

О.АРНТГОЛЬЦ: Нет, не могу.

Д.БОРИСОВ: Люди же привыкают к собственному голосу.

А.ПЛЮЩЕВ: Ну не знаю, я до сих пор привыкнуть не могу, хоть убей.

Д.БОРИСОВ: Ну, ты слышишь себя на радио. У тебя что, мурашки по коже прям, холодок по спине?

А.ПЛЮЩЕВ: Да, на другую радиостанцию сразу, чик, и все. По телевизору тоже.

Д.БОРИСОВ: Ну, вы меня удивляете.

А.ПЛЮЩЕВ: Дим, ну не каждому дано, как тебе, спокойно себя воспринимать.

Д.БОРИСОВ: Нет, я себя тоже ненавижу, и в кадре, и в звуке, но просто…

А.ПЛЮЩЕВ: Давайте все немедленно расскажем друг другу, как мы все себя ненавидим!

Д.БОРИСОВ: Это интересно. Тебе не интересно? Мне вот интересно, почему Ольга себя ненавидит в кадре.

О.АРНТГОЛЬЦ: Нет, ну я не могу смотреть на себя. Я могу смотреть на сестру, мне нравится, вот я могу смотреть. Серьезно, потому что мне кажется, что вот у нее все ладно, все хорошо, а на себя я не могу смотреть. Не могу объяснить.

А.ПЛЮЩЕВ: А у нее такая же реакция?

О.АРНТГОЛЬЦ: У нее? Я даже не знаю.

А.ПЛЮЩЕВ: Есть что-то, чего вы не знаете о своей сестре?

О.АРНТГОЛЬЦ: Вот видите, как выясняется. Я не помню ее реакцию на себя в телевизоре, я не помню. Не могу ответить, честно.

А.ПЛЮЩЕВ: А мне казалось, что… я просто, готовясь, смотрел всякие интервью, и мне казалось, что вы знаете о сестре все, и она о вас.

О.АРНТГОЛЬЦ: Я думаю, что так и есть, но это какая-то…

А.ПЛЮЩЕВ: Какая-то прямо деталь такая.

О.АРНТГОЛЬЦ: Раз и вылезла.

А.ПЛЮЩЕВ: Незначительная.

О.АРНТГОЛЬЦ: Незначительная, да. Я узнаю у нее обязательно, узнаю.

Д.БОРИСОВ: Молодыми людьми обменивались когда-нибудь?

О.АРНТГОЛЬЦ: Нет, мне кажется такой глупый миф какой-то, опять же. Двойняшки, близняшки, что они…

Д.БОРИСОВ: Все уверены же, что так и происходит.

О.АРНТГОЛЬЦ: Нет, ну что вы. Экзамены не сдают друг за дружку.

Д.БОРИСОВ: О, я знаю, что сдают, у меня есть одного года рождения.

О.АРНТГОЛЬЦ: У нас тоже есть близнецы, с которыми мы вместе росли, и не одна пара – вот я не слышала, чтобы они этого делали.

А.ПЛЮЩЕВ: Кодекс близнеца такой.

О.АРНТГОЛЬЦ: Ну, как-то вот нет. Ну, однажды мы в садике поменялись кроватями и все.

Д.БОРИСОВ: Кодекс нарушен.

А.ПЛЮЩЕВ: Нет, это просто детская травма, понимаешь, и все, теперь ничего больше, никогда.

О.АРНТГОЛЬЦ: Нет, ничего не произошло страшного, просто мы как-то всегда думали, что мы не похожи, что мы разные, что это очевидно, поэтому мы ничем таким не занимались.

А.ПЛЮЩЕВ: Но вам пришлось выйти на лед за сестру, я насколько помню.

О.АРНТГОЛЬЦ: Было дело, да.

А.ПЛЮЩЕВ: Это серьезно? То есть не было заранее спланированной операции?

О.АРНТГОЛЬЦ: Нет, для меня это был просто как ушат холодной воды, когда мне позвонили и предложили. У меня было смятение такое.

Д.БОРИСОВ: А что говорила сестра?

О.АРНТГОЛЬЦ: Ну сестра меня поддерживала, она мне говорила так: «Оль, ты сама решай, пойдешь ты или не пойдешь. Понятно, что никто силком тащить не будет», и я понимала, что мне очень хочется, но три недели для того, чтобы научиться кататься, это невозможно, это нереально.

А.ПЛЮЩЕВ: Но получилось же?

О.АРНТГОЛЬЦ: Мне кажется, не очень, ну я как-то себя реально оцениваю.

А.ПЛЮЩЕВ: Чем для вас там дело-то закончилось?

О.АРНТГОЛЬЦ: Для меня?

А.ПЛЮЩЕВ: Да.

О.АРНТГОЛЬЦ: Ну, как и для всех. Не 1-м, не 2-м и не 3-м местом.

А.ПЛЮЩЕВ: Нет, я имею в виду, там же все как-то по стадийно все, там на какой-то стадии.

О.АРНТГОЛЬЦ: Ну, я попала на стадию, когда уже никого не выгоняли, никого не отчисляли, просто уже кто-то там набирал баллы, и уже по этим баллам что-то определялось, 1-е, 2-е, 3-е место, все остальные были на 4-м. Поэтому у меня было 4-е.

А.ПЛЮЩЕВ: Ну, хорошо, 4-е место, прекрасно.

О.АРНТГОЛЬЦ: У меня и еще у восьми пар.

А.ПЛЮЩЕВ: Как вам этот опыт? Он же объединяет как бы, как мне кажется, два ваших предыдущих увлечения, то есть спортом и таким вот творчеством театральным.

О.АРНТГОЛЬЦ: Да, я вот как-то думаю, что это тоже было каким-то таким попаданием судьбы, потому что мы всегда любили фигурное катание, но у нас никогда не было льда в Калининграде, и мы не могли этим заниматься.

А.ПЛЮЩЕВ: А в Калининграде нету, да?

О.АРНТГОЛЬЦ: Ну, сейчас уже есть, а тогда не было, и мы всегда смотрели фигурное катание всей семьей, с родителями, и все те ребята, чемпионы, мы всех их помним, видели, как они выступали на Олимпиадах, на Чемпионатах Мира, Европы. И когда вдруг возникло такое предложение оказаться там и попробовать, что это такое, меня рвало на части от желания и от понимания невозможности, потому что я не умею этого делать. Тем более, что все уже далеко ушли вперед, все уже умели, катались прилично, и Таня каталась очень хорошо. Я понимала, что… ну, я как бы преодолевала себя, я для себя решила, что я смогу, насколько я смогу, что я смогу сделать за этот короткий срок. Я понимала, что я не буду 1-й, не буду 2-й, что, в общем-то… спасибо моему партнеру, Маскиму Ставискому, который меня поддерживал и который прекрасно понимал, что ему достается, и после прекрасно катающейся Тани досталась вот такая Оля, и он меня сначала учил, и мы катались на таком преодолении, на попытке получать просто от этого удовольствие, хотя я тряслась дико все время.

Д.БОРИСОВ: Тут наши слушатели возвращают нас к вашей близнецовой истории.

А.ПЛЮЩЕВ: Краснеть сегодня будете.

Д.БОРИСОВ: Ну, Ольга сказала, что уже привыкла к этому.

А.ПЛЮЩЕВ: Ну и нормально.

Д.БОРИСОВ: Так что простим наших слушателей и нас самих, но не можем удержаться.

А.ПЛЮЩЕВ: Отпустил все грехи.

Д.БОРИСОВ: Да, индульгенцию выписал. Наверняка же ходили на какие-то кастинги вместе? А выбирали только кого-то одну из вас.

О.АРНТГОЛЬЦ: Да, такое было.

Д.БОРИСОВ: Была обида какая-то?

О.АРНТГОЛЬЦ: Нет, никогда. Хотя многие не верят и говорят, что не может такого быть, что нет какого-то соперничества. Никогда не было соперничества. Ну что может быть лучше, когда твоя соперница – это твоя любимая сестра? С которой ты всем делишься, которая все знает про тебя, про которую ты знаешь, все и вдруг достается не тебе, а ей, а не какой-то там Маше Петровой. Ну это же прекрасно, что твой родной человек получает роль вместо тебя. А ходили мы вместе поначалу, когда мы только-только начинали сниматься…

Д.БОРИСОВ: Везде?

О.АРНТГОЛЬЦ: Да, вместе, потому что мы были совсем одинаковые, нас не знал никто, и режиссеры не знали. Так мы разные совершенно, мы и внешне разные, по характеру разные, героини мы разные и роли мы играем разные, мне кажется.

Д.БОРИСОВ: А кто из вас старше, кто младше?

О.АРНТГОЛЬЦ: Таня, я младше.

Д.БОРИСОВ: На сколько?

О.АРНТГОЛЬЦ: На 20 минут. Это много.

А.ПЛЮЩЕВ: Да? Ну, а вот если приходится принимать решение какое-то непростое, то за ней последний голос, был?

О.АРНТГОЛЬЦ: Нет, как правило, за мной почему-то.

А.ПЛЮЩЕВ: Почему?

О.АРНТГОЛЬЦ: Ну, я знаю, что и Таня, она как-то всегда меня считает и считала таким более человеком рассудительным, хладнокровным, способным принять какое-то такое решение, более, наверное, объективное. Таня такая, она более рассеянная, взбалмошная, эмоциональная, а я вот, я с холодной головой, я способна собраться в какие-то моменты. Поэтому больше от меня, и Таня всегда мне говорит: «Оль, ну вообще-то ты должна быть старше, по идее, а не я».

А.ПЛЮЩЕВ: Видишь как, жизнь-то распределяет. У нас ты лидер, понимаешь, молодой тоже, вот, а у Тани с Олей на 20 минут, а какая разница.

Д.БОРИСОВ: Ну, просто мне кажется, когда люди с пеленок растут вместе, они рядом, то эти 20 минут, они, наверное, то же самое, что обычных…

А.ПЛЮЩЕВ: 20 лет.

Д.БОРИСОВ: Ну, не 20 лет, но… А было вообще вот это вот старший-младший в детстве? Чувствовала Таня себя, ну, что ли, опытнее? Было такое?

А.ПЛЮЩЕВ: На 20 минут опытнее.

Д.БОРИСОВ: Ну это же детская история, понятно же, что все пытаются «я круче» говорить.

О.АРНТГОЛЬЦ: Нет, не было такого «я круче».

Д.БОРИСОВ: «Иди малявка, уйди отсюда!»

О.АРНТГОЛЬЦ: Нет, такого не было, но было такое, когда родители говорили: «Таня, ну ты же старше!», было такое. «Ну уступи, ну перестань, она же маленькая, Тань, ну ты же старше». Такое было, хотя никогда не было такого, что кого-то любят больше, кого-то меньше, нет. Было, да «Танечка, ну ты же старше».

А.ПЛЮЩЕВ: Обычный вопрос к актерам, тем более что актрисе молодой его совсем приятно задавать, потому что еще масса впереди не сыгранного и так далее. Есть какая-то роль, которую очень хотелось бы сыграть вот прямо, театральная?

О.АРНТГОЛЬЦ: Всегда такие вопросы ставят в тупик.

Д.БОРИСОВ: Не надо забывать, что Плющев набирается опыта, он мастер-класс просто берет, поэтому он не просто так спрашивает, он хочет сыграть ту же самую роль.

А.ПЛЮЩЕВ: Хочет украсть опыта. Знаешь, как в играх в этих в компьютерных.

Д.БОРИСОВ: Ему даются любые роли просто – и мужские, и женские.

А.ПЛЮЩЕВ: Опыта, силы и здоровья.

О.АРНТГОЛЬЦ: Ну, вопрос общий.

А.ПЛЮЩЕВ: Общо.

О.АРНТГОЛЬЦ: Я тоже отвечу общо. Наверное, мне бы больше хотелось играть классики, у меня мало было классики в жизни.

А.ПЛЮЩЕВ: А что в ней такого то, в классике?

О.АРНТГОЛЬЦ: Ну, даже то, что там язык другой. А другой язык, он уже обязывает к чему-то другому. Если это Чехов, если это Шекспир, если это Пушкин, это уже по-другому. Потом, много классики, которая, опять же, освещает какое-то время.

А.ПЛЮЩЕВ: С другой стороны, ведь она вся играна-переиграна, нашим бытовым, философским языком если говорить.

О.АРНТГОЛЬЦ: Ну и что?

А.ПЛЮЩЕВ: Но разве можно там, разве есть там возможность, есть там поле какое-то, чтобы сказать что-то новое, свое?

О.АРНТГОЛЬЦ: Ну а как же режиссер? Есть режиссеры, которые…

А.ПЛЮЩЕВ: Которые тоже зачем-то ее ставят.

О.АРНТГОЛЬЦ: Конечно. И которым это интересно, если они ставят и им это интересно, опять же, возвращаюсь к одному и тому же, что важен интерес. Если это интересно, если человеку есть, что сказать, и он знает, как он хочет поставить и что он хочет этим сказать, то это будет интересно, и почему бы и нет? И потом, на классике мы учимся в институте, в институте обязательно ставится классика, и не один, и не два, и не три спектакля. Это обязательно. Почему? Потому что на классике учатся. Это хороший материал, классика – хороший материал.

А.ПЛЮЩЕВ: Материал, да, материал.

О.АРНТГОЛЬЦ: Вот и все, а если материала нет, то и учиться-то не на чем.

Д.БОРИСОВ: А в Голливуде сыграть хотелось бы?

О.АРНТГОЛЬЦ: Ну, я бы конечно соврала, если бы сказала, что – «да нет, ну что вы, какая глупость».

А.ПЛЮЩЕВ: Разве там ставят классику?

О.АРНТГОЛЬЦ: Ну почему, там тоже же, по-моему, что-то классическое было. Вон, как «Ромео и Джульетту» сняли, Лурманн, и не скажу, что это плохо. Это хорошо. Я считаю, что фильм, кстати «Ромео и Джульетта» Лурманна, старый-старый, я считаю, что он снят эмоционально по всем законам шекспировским. Так как бы событие на событии, событие на событии, от события к событию тяжелее, тяжелее, тяжелее, и он снят абсолютно верно.

Д.БОРИСОВ: А с Ди Каприо потом?

О.АРНТГОЛЬЦ: Вот, с Ди Каприо, так я про этот фильм и говорю.

А.ПЛЮЩЕВ: Это старый уже, Дим.

Д.БОРИСОВ: Просто «старый-старый» - я так начал уже думать, неужели это вот старый-старый… А это он, ну да, хорошо.

О.АРНТГОЛЬЦ: Ну, как, он уже старый. И мне эмоционально, кажется, это абсолютно максимально приближено к тем эмоциям, о которых говорил Шекспир, они передали так правильно. Поэтому – ну конечно, хотелось бы, но, мне кажется это не очень реально – наши артисты в Голливуде.

А.ПЛЮЩЕВ: Ну почему? Ведь снимаются, мне кажется. Как-то более-менее, иногда.

Д.БОРИСОВ: Ну, с другой стороны, в роли кого? Сниматься в роли пьянчужек?

О.АРНТГОЛЬЦ: Вот в том-то и дело, что более-менее.

Д.БОРИСОВ: Ну, не очень.

А.ПЛЮЩЕВ: Да? Ну не знаю, я не могу этого оценить, я просто вне профессии.

Д.БОРИСОВ: Ну ты же начинаешь. Ты хочешь?

А.ПЛЮЩЕВ: Я, безусловно. Нет, ну не в моих… не в моем положении отказываться, знаешь ли, или выбирать. Был бы я актером профессиональным, я бы уж выбрал, конечно.

О.АРНТГОЛЬЦ: А вот вы вот, как считаете, нужно учиться?

А.ПЛЮЩЕВ: Безусловно, конечно.

О.АРНТГОЛЬЦ: Ну, будете учиться, если вы будете продолжать?

Д.БОРИСОВ: Он уже начал карьеру, не начиная учиться – что с него можно взять? О чем вот можно говорить с человеком, который начинает сниматься в кино и даже...

О.АРНТГОЛЬЦ: Почему, а может быть, человек начал и решил – нет, ребята, надо учиться.

А.ПЛЮЩЕВ: Надо учиться, надо учиться, поэтому тут надо принимать решение – либо заканчивать, либо учиться. Вот тут такое, другого, конечно, нет.

О.АРНТГОЛЬЦ: Конечно.

Д.БОРИСОВ: Порицаем Плющева публично. Вон из профессии!

А.ПЛЮЩЕВ: Вон из профессии!

Д.БОРИСОВ: Ольга Арнтгольц сегодня едет с нами. Спасибо большое, было очень приятно. А нам еще предстоит уже внеэфирная дорога обратно. Александр Плющев, Дмитрий Борисов, программа «Попутчики», в следующее воскресенье в 23:05 мы вновь будем здесь. Счастливо.

О.АРНТГОЛЬЦ: Спасибо, пока.

А.ПЛЮЩЕВ: Пока.